Время дожития. По действующим нормативным документам оно начинается с достижением пенсионного возраста и длится 22 года. То есть, это тот период, который человек, по мнению правительства, будет получать пенсию. Эту цифру берут из данных, которые информируют о средней продолжительности жизни. Но в жизни бывает всяко. Для кого-то жизнь переходит в дожитие гораздо раньше. Рубежом становится болезнь или падение на социальное дно. Примеров и вариантов много. А кто-то всю жизнь не живёт, а доживает. Я примеряю на себя жизненный путь отца, который я прошёл рядом с ним до самого конца.
Отец долго не старел. На пенсию он вышел в последний советский год полным сил и желания жить. Обрабатывал полгектара земли, выращивал поросят, гусей, кур, уток, кроликов. Ему нравилось что-то планировать: стройки, ремонты, поездки. Мама в это время уже болела. Она пролежала, прикованная к постели, почти двадцать лет. Всё это время мы с отцом на равных ухаживали за ней, сменяя друг друга. Только купал её я один. Мама стеснялась и меня тоже, но отца - больше. Отец взял на себя и часть её обязанностей: по-прежнему в холодильнике был борщ по маминому рецепту, в подвале мочёные яблоки, арбузы, солёные помидоры и огурцы, квашеная капуста, домашняя колбаса, буженина и сардисон. На новый год отец готовил немыслимое количество холодца и винегрета: тарелками была заставлена вся холодная веранда. Как он всё успевал? Удивительно, но и в шестьдесят пять, и в семьдесят лет он был сильнее меня. Брался крепче, поднимал больше, успевал больше вскопать или собрать. И умел в споре настоять на своём. Вопреки нормативам и расчётам чиновников, он на пенсии жил, а не доживал.
Я не помню, какое из множества привычных дел первым стало для отца непосильным. Но помню, как он не плакал, а по-волчьи выл, впервые осознав, что силы его покидают, и привычные дела стали неподъёмными. Он цеплялся за привычный образ жизни изо всех сил. Но каждый год неумолимо сокращал круг его занятий и интересов. Отец перестал обрабатывать землю в поле, оставив только сад и огород при доме. Из всей живности постепенно остались только индоутки и кролики. Ушли в прошлое его проекты, стройки и ремонты. Готовить стал только борщ. Остальное покупал. Много времени проводил с ровесниками. Они вместе гуляли несколько раз в день по расписанию, которое никогда не нарушали. Спустя почти двадцать лет после выхода на пенсию началось для него время доживания.
Отец изо всех сил старался быть нужным. Приносил тушки кроликов, плоды и овощи, которые вырастил. Делал за нас коммунальные платежи. Как на грех, его усилия становились всё менее нужными: нам с женой некогда было возиться с приготовлением, доходы позволяли покупать готовое. Я собирал выращенные отцом огурцы, чтобы он не обижался. Но отец видел, как они желтеют, ненужные. Платежи мне стало удобно делать с телефона, а он сотовый телефон и компьютер так и не освоил. Характер у отца оставался прежним. Если что-то не мог сделать сам, он настойчиво мне подсказывал, советовал, требовал и поручал. А у меня с каждым годом всё больше сил и времени отнимала моя работа. Я стал часто избегать общения, чтобы не получить от отца очередное поручение. И казню теперь себя за это каждый день. Однажды отец сказал: «Всё, что я теперь могу, - это подметать дорожку перед домом. Но у меня есть пенсия. Я оформил на тебя доверенность. С пенсии отдавай каждому внуку по десять тысяч. А остаток приноси мне. Так я буду знать, что живу не напрасно.
Постепенно жизнь уходила от отца. Не стало в живых никого из его друзей и близких знакомых. Лучший его друг в страшную жару потерял сознание на ступеньках магазина, ударился головой и умер. Отец сказал, что хотел бы тоже уйти из жизни быстро и легко. Гулял он теперь один. Иногда заговаривал с кем-то из прохожих. Телевизор он давно не смотрел. Позже перестал слушать радио. Там не стало для него ничего близкого и интересного. Он читал, но читать становилось всё труднее. Прогулки его стали редкими и не дальше одного квартала. Пенсия для внуков и советы сыну - две ниточки, которые связывали его с миром. И эти ниточки становились всё тоньше. Он понимал, что внуки всё меньше нуждаются в его небольших деньгах. А советы сыну часто стали невпопад. Но отец по-прежнему старался мною руководить: «Отремонтируй цоколь, не забудь вынести мусор, ты неправильно поступил с людьми».
Однажды отец подметал дорожку перед домом, попытался нагнуться, потерял равновесие, упал и не мог подняться, пока я его не нашёл. В этот день он сказал: «Надо уходить». Я ответил: «Рано. Ты нам нужен. Мы ещё твоё столетие отпразднуем.» А был ему 91 год. На следующий день я вернулся с работы поздно и увидел отца неподвижным. Сразу вызвал скорую. Судя по всему, в моё отсутствие он ничего не ел и пил только водку. Продукты были нетронуты. На соле стояла пустая бутылка. Рядом - пачка денег. Немалая сумма, которую он сумел скопить. Когда стали ставить капельницу, отец открыл глаза. Он отмахивался от фельдшера рукой и пытался вырвать иглу из вены. Около недели отец провёл в реанимации. Речь к нему не вернулась. Он по-прежнему пытался сорвать капельницу, сбрасывал с себя одеяло, отказывался глотать воду и пищу. Кормили его через зонд. Не знаю, узнавал ли он меня. Взгляд его был осмысленным до последнего вздоха. И я не знаю, верно ли я поступил, вызвав скорую. Не пошёл ли я против воли отца, заставив его уходить из жизни в больничной палате, медленно и мучительно? И смогу ли я пройти так же твёрдо, как отец, весь путь дожития?
Подробнее https://www.yaplakal.com...