31 октября родился один из самых ярких романтиков мировой литературы, рано ушедший, но оставивший для потомков свою яркую поэзию
Текст: Татьяна Шипилова
Так уж повелось, что все знаковые английские романтики (обычно еще добавляют про младшее поколение) божественно красивы (вспомните Байрона и Шелли) и… крайне не живучи (вспомните опять их же). Байрон умер в 36, Шелли погиб в 29, Китс – в 25. Что за рок висел над этими дарованиями, что за силы не хотели дать развиться дальше этим гениям?
Очень красиво звучит сравнение Джона Китса со сверхновой: короткая жизнь и ярчайший след в поэтической вселенной.
Он рано потерял родителей, рано влюбился, рано заболел, рано умер. Все в его жизни случилось слишком рано.
И в поэзии его удивительно чистой, наивной, юношески-идеалистической души звучит эта тоска по слишком рано свершившемуся жизненному пути. Как звучит и сила молодости, надежда на бессмертие.
Джон Китс родился 31 октября 1795 года, лишился родителей в 15. Был помолвлен с милой Фанни Борн, посвящал ей стихи, но так и не женился, так как семейная предрасположенность к чахотке и сиротство обеспечили ему лишь постоянное материальное неблагополучие. В 22 года выпустил первый сборник стихов, который друзья встретили радостно, а завистники пыхтели злословием и плевались остроумием, отправляя его в «аптекарскую лавочку готовить пластыри». Где сейчас те злопыхатели, кто их помнит, а поэзия Китса с нами навеки.
Помимо лирических стихотворений он успел еще написать 3,5 поэмы, уехать в Рим и там скончаться. Вот, собственно, и всё, что можно про него вспомнить. Биография его скудна и печальна, как жизнь человека, обреченного на ранний уход. Ему даже не суждено было узнать, что третий, последний его стихотворный сборник был встречен очень тепло.
Его поэзию в принципе пронизывает это ощущение раздвоенности. Все мы знаем про романтическое двоемирие, но именно у Китса оно звучит с истинным надрывом, с жаждой преодолеть предначертанное и в то же время с истинно христианским смирением перед грядущим.
Хрустальность его поэзии зыбка, как была ранима его душа. Байрон считал, что жизнь юного гения «угасла от журнальной статьи».
Возможно, в чем-то он был действительно прав: когда дарование только раскрывается, нужно его поддерживать и вдохновлять, а не рубить нежный росток, не общипывать только распускающийся бутон, не давить в зародыше. Но Китс, несмотря ни на что, писал. Он все время писал, до самого последнего вздоха. Сначала стихи, потом письма. И этим победил смерть.
Классически считается, что Китс был приверженцем эллинизма. Это странное слово обычно означает воспевание античности, всего, что связано с Древней Грецией, с ее эстетикой. Но на деле не только этим, конечно, ограничивается поэзия юного романтика. Его стихи – это откровенная нежность в купе с философским вопросом бытия; это внимание к каждому вздоху природы, к каждой ее былинке – и глубокая трагическая рефлексия, никого не оставляющая равнодушным.