Мне было 14. Моему старшему двоюродному брату уже 17. Брат был уже практически взрослым в моих глазах. В чём-то всё еще мальчишка, что там говорить. Но он уже встречался с девушкой и частенько водил её в кафе, иногда в видеосалон. Тогда были ещё пока подпольные видеосалоны и деньги там брали за просмотр «недетские». Но мой брат, будучи крепким парнем, спортсменом-самбистом, подрабатывал на разгрузке вагонов. И деньги «недетские» у него водились. И вот брат однажды летним вечером мне рассказал про один американский фильм, на который он давеча со своей подругой сходил.

Он начал рассказывать… Так, как рассказывают мальчишки о поразивших их воображение фильмах или книгах… Совершенно бесхитростно, ничего не обдумывая, а так, как будто рассказ льётся сам собой… Но удивительным образом именно такой способ рассказывать истории- и есть наилучший. Потому что история, если она настоящая, то она будто САМА СЕБЯ РАССКАЗЫВАЕТ. Если найдёт, конечно, того, через кого себя рассказать. А настоящие истории находят таких! Ведь она настоящая. Она нравится, она волнует, она неотразима, и у неё обязательно будут поклонники. А как же иначе? И найдя такого преданного ей, она поражает его в самое сердце и делает своим избранником. Она буквально овладевает рассказчиком и рассказывает саму себя его голосом и жестикулирует при этом его руками. Бывает, и гримасы престранные сделает его лицом, если не найдёт у своего рассказчика в его запасе нужных слов (а такое , ох, как часто бывает).

Жутковато звучит, не правда ли? Но не бойтесь этих «демонических» сущностей. Если вы не любите истории, они к вам и не привяжутся. И не попытаются вами овладеть. Проверено.
Рассказчики попадаются у истории разные. Одни образованные, другие не очень. Одни речистые, другие косноязычные. Но истории не важно, кто на что из её поклонников способен. Ей важно, чтобы рассказчик страстно желал её рассказать. И потому, как ни странно, именно мальчишки- лучшие рассказчики историй. Потому что мальчишки страстно любят истории. По крайней мере, так было в те времена, когда я сам был мальчишкой.

Вот совершенно не помню, как брат построил тогда повествование. Может он просто начал с начала. С того, что рассказывал тот знаменитый гнусавый закадровый голос до титров. С того, как в будущем роботы восстали против людей и началась война на уничтожение – война бессердечных машин с «сердешным» человечеством. А может он начал с того, как в разрядах синих молний явился совершенно голый мужик-качок и пошёл добывать себе одежду. Не помню! Но я помню, что я весь превратился в слух и слушал, слушал… Восторг! История была прекрасна... Не то слово. Ничего подобного я прежде не слышал, не читал, не видел! Когда дошло дело до того, как из пламени выходит железный скелет робота, скинувшего с себя всё живое, всё человеческое на бездушном механическом остове, и продолжает преследовать главных героев, я вполне отчётливо осознавал, что я слышу рассказ о величайшем фильме всех времён и народов! Лучше которого и быть не может.

Кстати, я почти так и сейчас считаю!

Понятное дело, что тогда я загорелся увидеть этот фильм. И я его увидел. Немного позже, когда видеосалоны - уже легальные -выросли в моём городе, как грибы. Нечего и рассказывать о том, с каким трепетом я приступал к просмотру фильма, только рассказ о котором произвёл такое действие.

Но если бы я хотел написать просто про фильм «Терминатор», я бы назвал пост «Терминатор, как кино.» Но я назвал его прямо обратно. И потом станет ясно почему.
Странным образом, несмотря на невероятную зрелищность фильма «Терминатор», он не смог в моей памяти стереть впечатление от бесхитростного рассказа брата об этом фильме. Более того. Вспоминая свои впечатления от фильма в сравнении с впечатлением от сюжета фильма, рассказанного на скамейке перед домом тогда летним вечером, я нахожу, что впечатления от фильма оказывается не только ничуть не ярче, чем от рассказа о нём, но даже значительно бледнее. Как же так получилось?

Начнём сначала, как советовал всегда начинать Белый Король Алисе.
А вначале было слово, то есть рассказ. Не задумывались, что происходит, когда вы слушаете какую-либо историю, и в чём тут разница с тем, что происходит, когда вы смотрите какое-то кино- то есть смотрите на череду образов, в которых отображается история?
В первом случае вы сами создаёте «кино в своей голове», по сценарию – рассказу. Вы становитесь сами себе режиссёром. Во втором случае какой-то чужой дядька-режиссёр (или чужая тётька-режиссёр) с помощью съёмочной бригады визуализирует рассказ для вас, избавляя вас от необходимости быть режиссёром «фильма» в вашей голове. Кажется, второе – предпочтительнее… Ну как сказать… тут как в том анекдоте про «умище –то куда девать?». И дело вовсе не в воображении, как думают некоторые. Вряд ли воображение среднестатистического обывателя, вроде нас с вами, сильнее, чем у создателя образа Чужого чокнутого Ханса Гигера. Или того же великого визионера Джеймса Камерона, придумавшего мандибулы Хищнику и Королеву Чужих. Дело не в способности создавать образы, а в способности понимать идеи. Понимаете, мы пугаемся не образа монстра, а самой ИДЕИ чего-то чудовищного. Потому умный режиссёр ужастика не стремится испугать зрителя подсовывая ему под нос пусть хоть сто раз правдоподобную куклу или пусть сто раз великолепную компьютерную симуляцию монстра. Так поступит только дурак-режиссёр. Умный постановщик будет нас пугать самой идеей существования чего-то неизвестного, невиданного – то есть чуднОго ( отсюда и слово чудище). Действуя по известной мудрости «короля играет окружение», умный режиссёр ужастика будет выстраивать атмосферу ужаса. Чудовище будет играться не самим чучелом монстра (как бы не постарались реквизиторы и аниматоры это чучело монстра нам изобразить), а всем тем, что вокруг монстра будет происходить: действиями других персонажей, взаимоотношениями, предысторией, антуражем, последовательностью событий и т.п..

А вот само чудище следует показывать, как можно реже. В идеале - вообще, - только намекнуть на его изображение в кадре.
Потому что.. Образ чудовища должен не отцепляться от идеи чудного – невиданного . Невиданного и потому страшащего своей невиданностью и непонятностью. Каждый раз, появляясь в кадре, монстр уничтожает какую-то долю своей невиданности. И, в конце концов, исчерпает меру своей чудовищности. Его образ перестанет пугать, станет привычным, отцепится окончательно от идеи невиданности, чудовищности. И всё.

Потому бессмысленно спорить о том, кто убил франшизу Чужого . Потому что Чужого начали убивать сами создатели с самого самого начала. Решив, вообще, нам его показать. Уже в первом фильме, каждый раз появляясь в кадре, Чужой терял немножечко своей чуждости . И уже к концу фильма потерял вовсе. Перестав быть страшным. К тому же, оказалось , его можно убить. И уже Кэмерону в продолжении пришлось придумывать страшную Королеву ( попутно, правда, угробив тайну рождения чужих, но куда деваться?).

Франшиза пожирала саму себя с самого начала и, в итоге, сожрала. И нечего возлагать вину на жадных продюсеров за гибель «вселенной чужих». Убила франшизу не алчность киноделов, а жестокая и неумолимая необходимость визуализировать идею чуждого и враждебного космического монстра. Увы нам. Наш разум не может пугаться привычного и знакомого. А с Чужими мы познакомились настолько хорошо, что бояться их уже не можем.

Вернёмся к «Терминатору». Чем волновал-пугал робот-убийца ? Своим видом? Но ведь меня- мальчишку- напугал не страшный Арни. Я его потом только увидел в кино. Моё воображение, когда я слышал рассказ брата, не нарисовало ничего страшного, никакого конкретного образа не возникло. Просто не помню ничего подобного. Разве, что что-то смутное, едва различимое. Ну что может представить советский подросток середины 80-ых при слове «робот»? Что-то роботообразное- выжимку из всех виденных киношных роботов. Но ничего особенно страшного. Нет. Напугала меня идея страшной, неумолимой, бездушной машины, загримированной под человека и запрограммированной на убийство. Вот эта идея – идея на миллион долларов, как говорят американцы. А то, что Арнольд Шварцнеггер более остальных по внешним данным и полному отсутствию актёрского таланта (что и было необходимо, чтобы не «оживлять» персонаж, должный выглядеть бездушным) подходил на эту роль - это дело второе.

Именно идея бездушной , неумолимой машины , охотящейся за беззащитной хрупкой Сарой Коннор- это есть хребет самого сюжета. И потому первый «Терминатор», который не отступает, не отцепляется до самого конца от становой идеи, и является таким законченным и мощным фильмом. Второй «Терминатор» уже отходит от этой идеи и потому явственно слабее, несмотря на впечатляющие спецэффекты и потрясающий action . Идея бездушной машины в сиквеле ослабляется, поскольку Т-800, перепрограммированный для защиты людей, уже явно «очеловечивается», что снижает остроту противостояния неумолимой машины, олицетворяющей механический фатальный детерминизм, с человеческим принципом свободы, носителем которого является Сара Коннор, уверовавшая , как в заклинание, в девиз ещё не рождённого ею сына - генерала Джона Коннора, переданный ей Кайлом: «No fate», «Нет судьбы»! Ещё более ослабляет идейную конструкцию сиквела то, что в число антагонистов там вошли люди, желающие овладеть технологиями из будущего. Полюса оказались ослаблены и напряжение падает. Фильм выезжает на действительно выдающихся спецэффектах и его крутости, как боевика. Но идейно он слабее первого фильма. Намного.

В первом фильме пара слабых людей , проявляя огромную силу духа и любовь к жизни, не только к своей, но и к жизни, вообще- к жизни человеческого рода, носящего дух свободы, принципа «нет судьбы», побеждают машину (хотя и Кайл гибнет, правда, продолжая свою жизнь в сыне, определяющем будущее, и в памяти Сары). Но до самого конца, до того момента, когда гаснет зловещий красный «глаз» киборга, мы находимся под мощным напряжением полярных сил - фатума, то есть программы; и свободы, то есть духа. Но вот киборг повержен и мёртв. Характерно, что убита машина-убийца с помощью другой машины – гидравлического пресса. В конце истории о противостоянии машины и человека, побеждает человек, но побеждает, утверждая при этом свою власть над машинами . Именно то, что машина побеждена другим механизмом по воле человека и доводит идею полярности механизма и духа до катарсиса – очистительного огня, в котором побеждающий принцип в своей победе -утверждает, возрождает принцип поверженный. Свобода человека утверждена, как власть над машиной, исполняющей волю человека, - то есть, как предельный детерминизм. Машина, как принцип, не погибла. Погибла машина, вышедшая из под власти духа. Но погибла под неумолимым неотвратимым давлением мощи другой машины- подчинённой духу. Смотри с того света, Георг Вильгельм Фридрих! Какая диалектически мощнейшая концовка! Лучше не придумаешь.

Что же. Я и говорил вначале, что «Терминатор» 1984 года - чуть ли не лучший фильм всех времён и народов! Это почти правда, по-моему. ))

Но всё же, я ведь не о фильме говорю. Фильм тут просто выступает инструментом повествования. Моя задача объяснить, почему простое повествование, изложение идеи или сцепления идей, превосходит зрительно воспринимаемое образное выражение. Проще говоря, почему мощнейший фильм Кэмерона не смог убить простенький, незатейливый рассказ моего брата? А даже спасовал. Как и в фильме ужасный, неостановимый Т-800 не смог убить Сару Коннор. А погиб сам.

Фильм оказался бессилен перед рассказом, потому что в рассказе была выражена сама суть истории . И дело не в том, что эта суть – идея- взбудоражила душу слушателя и вызвала к жизни череду его собственного изготовления образов, пусть и не таких впечатляющих (воображения мальчишки не хватило бы создать такое же по мощи полотно, которое создала целая бригада профессионалов кино экстра-класса). Не в образах дело. А в сути.
Перед сутью никакой образ не устоит. Потому что, повторяю, суть чудовища - в самой чудовищности. Какое бы страшилище художник (даже такой больной на всю голову, как Гигер) не придумал, в самой идее чудовищности найдётся представление об ещё более страшном монстре. И идея неумолимости бездушной машины содержит в себе бесконечность образов, в которых может выражаться эта неумолимость. И потому страшнее Т-800 в исполнении Арни был тот робот, которого рисовало, пусть и очень смутно , воображение 14-летнего мальчишки. Потому что в пересказе робот был именно ИДЕЕЙ такого робота. Рассказчик не описывал (даже просто в силу неумения описывать) киборга-убийцу, но передал самую суть и … другого и не надо!
Ведь на чём «горят» плохие писатели. На том, что пытаются подробно описывать (персонажей, место действия, вещи), вместо того, чтобы передавать скупыми штрихами самую суть. А хорошие писатели поступают иначе. Вспомните, как Толстой описывал Андрея Болконского? Маленький сухой поручик… Ну ещё добавлялось, что он красив и ещё, что желчный тип. Всё. Образ готов. Потому что передано самое главное. А передано всё главное было не в описаниях героя, которые у Толстого были лапидарны и безыскусны, а в его - героя - действиях . Что человек делает, тем он и является. Толстой знал своё дело.

Ну и мой рассказчик, мой братан… он, хоть и не Толстой, но тоже не промах - знал, КАК надо рассказывать. Да и попробуй он мне начать подробненько описывать Сару Коннор или Киборга, я бы сам его заткнул. Типа суть давай, хватит подробностей. )) А мой брат рассказывал, что чёртов киборг делает и у меня дух захватывало. И к чёрту подробности!

Вот мы дошли до главного. Почему рассказ о фильме оказался неубиваем самим фильмом? Да потому что … Кино по природе своей СЛАБЕЕ словесного изложения – рассказа, повествования - то есть литературы. Весь 20 век вместе четвертинкой 21 показал, что кино, даже в статусе «важнейшего из искусств», не смогло убить литературу, хотя изрядно выкосило число читающих.
Вот и образ нарисовался. Аллегория. Кино – этот киборг-убийца- явился к нам, чтобы угробить беззащитную, хрупкую Сару- литературу. Но не смог. Несмотря на своё техническое совершенство, на всю эту аниматронику, графику, спецэффекты, трюки, кино оказалось бессильно перед простым повествованием, излагающем идеи. Потому что, как и было сказано, идея- содержит в себе бесконечность образов. И, самое главное, словом можно выразить любую идею. А кинообразами – увы… Насколько великолепен роман «Парфюмер», и насколько бледно в сравнении с ним его киновоплощение. Несмотря на всю красочность этого воплощения и отличный каст.

Великий Куросава знал, что нельзя экранизировать адекватно «Войну и мир». И, как в воду глядел. Но тоже можно сказать и про «Анну Каренину». Даже лучшее киновоплощение с Вивьен Ли в роли Анны- слабый, едва различимый оттиск с великого рельефного оригинала. По пальцам рук можно перечислить хорошие экранизации. И я знаю всего три экранизации, которые лучше исходников. Это «Бойцовский клуб» Финчера, «Форрест Гамп» Земекиса и «Угрюм-река» Лапшина. Но почему эти три оказались так хороши? Да потому что сценарно были переделаны и улучшили литературную основу. Вот и весь секрет.

Вот мы и пришли к главному. Кино слабее литературы просто потому, что своей силой кино обязано именно литературной основе- сценарию. Секрет великого кино – в сценарии. И умные режиссёры, такие , как Хичкок и Куросава, это знали и так прямо и говорили.
И мы же явственно видим сейчас в начале второй четверти 21 века, что деградация современного кино напрямую связана с деградацией сценарного искусства.
Так что киборг-убийца не страшен. Ничего не грозит нашей Саре Коннор, если она сама не подкачает.

Держись, Сара! No fate!



Подробнее https://dmitry-van.livejournal.com/1058.html?...