Однажды ребёнок из больницы, в которую я приходил помогать, дал мне рисунок. Можно было бы сказать, что он мне его подарил, но он именно отдал мне его – такие вещи не дарят простому волонтёру, что помогает в больничных кладовых менять лампочки. На рисунке был нарисован я. В моих же, сразу узнал, коричневых штанах и красной шапке. Именно таким можно увидеть меня на улице. Несколькими чёрточками было нарисовано моё недовольное лицо. Спасибо.

«Спасибо» - сказал я малышу, а внутри немного обиделся. Но тем не менее аккуратно вложил рисунок в блокнот и запрятал где-то внутри рюкзака. Стоило мне, быть может, обратить внимание на уникальное видение этого мальчишки, потому что не каждый ребёнок нарисует человека таким, какой он есть. Обычно рисуют королев и принцесс, и по их примеру принцев и королей – с надутыми розовыми губами и ресницами. Меня не нарисовали в виде короля, хотя… Может это и хорошо. Кто я такой, меняющий лампочки в больничных кладовых.

А кто я по жизни? Потерявшийся парень. Таких немало. Я бы даже сказал, много. Долго описывать свою потерянность не вижу смысла, это сделало много нытиков до меня.

У меня была съёмная квартира. Маленькая и тёмная, которую я делил пополам с другим парнем, который приходил очень поздно и уходил очень рано, так что я ничего не знал о нём, даже о том, где он берёт деньги в день оплаты – в единственный день, когда мы стоим рядом перед человеком, что сдаёт нам квартиру.

Вернувшись в тот день домой, я бросил рюкзак на пол и упал на кровать. За окном была темнота осени. Но вдруг мне очень захотелось вновь взглянуть на рисунок. Честно скажу, я думал о нём вскользь весь день. Я достал блокнот, оттуда выпал рисунок. Моя красная шапка, коричневые штаны. Ну, ещё куртка чёрная. И недовольное лицо. Знал бы ещё мальчик, что у меня красные в чёрную полоску носки, было бы и вовсе отлично. Я долго смотрел на рисунок. Сколько лет художнику? Может шесть, семь лет? Я даже не знаю, что привело его в больницу. Что-то тронуло меня в этой карикатуре на меня. А может и не карикатуре? Меня никогда не рисовали. Странное чувство.

Я аккуратно вложил рисунок обратно в блокнот, спрятал в рюкзаке и стал смотреть перед собой, на красные носки с чёрными полосками.

На следующий день я помогал таскать мешки с мусором, которые кто-то не удосужился донести до бака. Мой напарник, точнее, мужик, что водит мусорную машину, переговаривался со мной матом в адрес этих бездельников, погружая баки в механизм машины. Я, вытягивая пластик из-под колёсиков бака и беспощадно разрывая пакет с мусором, лишь поддакивал ему. Руками в перчатках я собирал огрызки и бумажки. Я никогда не надеялся вдруг внезапно найти что-то ценное в мешках с мусором, и, поэтому, наверняка, и не находил.

Когда с мусором было покончено, мусорщик сажал меня на переднее сиденье, рядом с собой, и мы через район ехали к следующей точке, убираться там. И это всё было раннее осеннее утро, но, тем не менее, когда уже было видно, что надо убирать. Помогал я просто так, но тем не менее по завершению таких тренировок мусорщик мне, в благодарность, давал немного денег, а мне это было совсем не лишним. Пожав друг другу руки, мы расставались – он укатывал на грузовике, а я бежал домой, весь грязный, но довольный. Дома я хорошенько отмывался, пил чай без всего, и отправлялся дальше. По делам.

Так, в один из дней, на меня налетела бродячая собака и откусила мне полштанины, благо, не затронув ногу. Если бы не собака, я бы не затормозил, не отвлёкся и меня не сбила бы машина. Резкий удар, давление колеса и я отлетел куда-то недалеко. Лежал так какое-то время, ничего не соображая и видя только пару капель крови на асфальте. Испугаться не успел.

Я как раз шёл заниматься в больницу, но попал туда совершенно в другом виде. А может, меня увезли в другую больницу, я не знал.

Я не помню, что тогда было. Наверное, меня интенсивно лечили, наверное, я находился в лечебном сне, но ничего из него не помнил. Благо, эта авария была не из тех случаев, когда ты с трудом остаёшься в живых, врачи еле достали тебя с того света или что ещё другое…

На самом деле, я не особо-таки расстроился такому инциденту. Водителю той машины конечно досталось, но зла ему не желал. Точно так же, как не желал собаке, которая наверняка убежала куда подальше.

Я лежал один в палате после реанимации, другие места были пусты – просто не нашлось больных людей, чтобы положить их сюда.

В какой-то момент меня вылечили, на служебном такси довезли домой. Добраться сам я не смог бы.

Дома, на съёмной квартире я лежал на кровати в зашторенной комнате и ничего не понимал. Всё произошло слишком быстро. Надо будет купить новую одежду, или хотя бы банально штаны, взамен тех, что до половины отгрызла собака. Где сейчас она?

Я лежал и думал достаточно долго, не засыпая, пока ко мне в комнату не открылась дверь. Это был тот парень, с которым мы снимали квартиру. Он зашёл проведать меня, надо же! Я даже присел на кровати, похлопал по простыне, приглашая его, по сути, совершенного незнакомца, присесть. Он сел охотно, стал расспрашивать о самочувствии и, даже, извинился, что ни разу не навестил в больнице, потому что точно не знал, где я лежу.

Его лицо было в тени. Оно пряталось в темноте точно так же, как, наверное, и моё лицо для него. Мы с моим соседом сошлись, видимо, в тот узкий промежуток времени, что он находился дома. Мы немного поговорили с ним. Да, вот, произошло такое вот несчастье, но теперь всё хорошо, скоро я окончательно оправлюсь и смогу дальше заняться своими делами. Сосед даже предложил денежную помощь, но я поспешно отказался. Справлюсь сам…

В конце нашего разговора, когда соседу уже явно было пора, он проронил такую фразу:

«Жизнь тебя любит», - похлопал меня по плечу и, попрощавшись и пожелав здоровья, вышел из комнаты. Ещё долго из-под двери был виден луч света – он в коридоре куда-то собирался, мой сосед.

Честно скажу, я был о нём более легкомысленного мнения. Я до сих пор не знал, где он работает и как зарабатывает, но его сочувствие в мою сторону мне симпатизировало. Захотелось даже поймать его ещё раз, расспросить о нём побольше…

Дверь квартиры закрылась, закончили трещать ключи. Стало тихо.

Я полежал некоторое время с пустой головой, а затем заснул.

А утром, как только солнечный свет проскользнул сквозь занавешенные шторы, я вспомнил… Жизнь любит меня?

Уже холодало. Близилась зима. А мне пришлось идти по делам в порванных штанах. Не, были другие. Но рассчитанные на более прохладную погоду. Так я и шёл, в красной осенней шапке, куртке и коричневых штанах, где одну штанину до середины откусила собака, за несколько секунд до того, как я попал под машину.

И когда эта собака совершенно внезапно выскочила ко мне на улице, когда я шёл по делам… Она виновато виляла хвостом, облизывала мою голую ногу, пыталась на меня наскочить. Я, честно скажу, быт тронут её чувствами, присел, хотя из-за одной из травм мне это было болезненно, и мы обнялись с ней. Она наскочила на меня лапами и прижалась мордой ко мне. Я похлопал её по спине. Она дёрнулась, отпрянула, словно говоря, мол, не смею больше задерживать, и побежала вдаль улицы. Оборачиваясь. Она попросила прощения. А я и не знал, нужно ли тут моё прощение, раз уж так всё вышло. Я с небольшой болью встал, подтянул штаны и долго смотрел за угол, где скрылся то виляющий, то поджатый хвост.

…Спустя много-много дней этот мальчик из больницы подошёл ко мне. Спросил, нет ли случайно у меня с собой того рисунка, который он дал мне. Я подумал, что, скорее всего он не сохранился по той или иной причине, но не сказал об этом. И всё же, он оказался у меня в рюкзаке, я таки положил его обратно в блокнот, и он уцелел. Я протянул рисунок малышу.

Мальчик обрадовался и чёрным, почему-то, карандашом, быстро и неумело, нарисовал:

«Я люблю тебя».